- Валерий Медведковский
Тяжелый случай

Девочкой своею ты меня назови А потом обними, а потом обмани А маленькие часики смеются тик-так Ни о чем не жалей, и люби просто так
Часики. Песня
Рабочий день. В электричке едут пенсионеры: дед Петро везет на дачу собачонку, баба Глаша – рассаду.
– Совсем обнаглели, ходят, в чем мать родила, – возмущается Глаша, рассматривая публику на платформе.
Дед осмотрел гуляющих девиц, не согласился:
– По моему, очень хорошо, приятно посмотреть...
– На что смотреть то, прости Господи, всякий стыд потеряли.
В купе к дачникам подсаживается прелестное создание в коротеньком воздушном платьице. С ней, потертый временем и жизнью кавалер с косичкой на голове, татуировкой на груди, початой бутылкой пива в руке.
– Ловелас, бабник, «дизайнер», – определил для себя дед, – сейчас к девице приставать будет.
– Пардон, мы вам не помешаем, – интересуется кавалер.
– Тьфу, – сказала в рукав баба Глаша.
– Ничего, не помешаете, – не сразу оценил опасность для своего душевного здоровья дед.
Кавалер сел рядом, молодая – напротив, положила красивые белоснежные ножки на колени кавалеру.
– Ласточка ты моя, не щекотно? – ворковал «дизайнер», поглаживая ноги девицы от пяток до самых вершин и далее.
Глаза у деда полезли на лоб, сердце тревожно забилось, поднялось давление.
– С ума можно сойти! Красивая, молодая, и в таких липких лапах, – пожалел дед «ласточку».
Пока дизайнер гладил «ласточку», дед не знал, куда девать глаза. Повернулся к проходу, рассматривал пробегавшие за окном телеграфные столбы. Баба Глаша недовольно урчала, загораживая рассаду от распоясавшихся в сексуальной свободе попутчиков.
– Чего вытворяют… Не стыда ни совести… – тихо жаловалась она рассаде помидоров.
…
– Ласточка ты моя, нет ли у тебя, взаймы, пять тысяч?
– Ах, противный, выручу тебя в последний раз, – промурлыкала покрасневшая от страсти девица, достала из сумочки деньги.
Получив деньги кавалер сообщил:
– Я пройдусь, – удалился в тамбур.
– Куда это он? А деньги? – заволновалась баба Глаша.
– Сейчас вернется. Пива нахлебался, пошел гадить между вагонами, – успокоил дед.
Девица достала косметичку, стала поправлять локон.
– Зачем тебе, этот...– поинтересовалась Глаша у девицы, кивнув головой в сторону тамбура.
– Люблю! – кратко пояснила ласточка.
– Ты что, нормального себе найти не можешь?
– Он, дизайнер! – пояснило юное создание.
– Это видно...– согласился Петро, – и что из того?
– Ах, отстаньте...
– Тяжелый случай... – поставил диагноз дед, погладил собачку, вспомнил молодость, первую любовь, романтические отношения, засверкавшие в его памяти разноцветными огоньками.
– Любовь зла...– фыркнула баба Глаша.
– Он хороший человек, приличный отец будет, – защищалась ласточка.
По проходу, покачиваясь, двигался будущий, «приличный отец», снова взялся за девушку:
– Ты тут не скучала? Где наши ножки? Где наши губки?
– А..., чтоб ты провалился, – про себя ругался дед Петро, у которого от эротической сцены пересохло в горле. – Всякое переживал, но такой театр, первый раз вижу, – тихо делился своими впечатлениями с собачкой.
Затянувшуюся сцену любви прервал телефонный звонок кавалеру.
– Кто это? – спросила девушка.
– Из суда достают, по поводу алиментов, – пояснил «дизайнер».
– Что им надо?
– Понимаешь, у моей первой жены – два ребенка, у второй – один ребенок. Только что у моей сожительницы тоже родился ребенок. Все хотят денег. Где я им возьму, когда у меня третий месяц заказов нет?
– Ах, ты мой бедненький, достали тебя эти бабы! Плюнь на них, поедем ко мне домой, отдохнем.
Кавалер задумался, посмотрел в окошко, решил:
– Действительно, сколько можно мне мозги выносить? Поехали!
Пара вышла на остановке, пенсионеры поехали дальше.
– Ты мне старому поясни, Глаша, что происходит? Почему она в петлю лезет? Ведь останется одна с ребенком на руках.
Баба Глаша покачала головой, рассудила:
– Весь мир у женщин на любви держится, на рождении детей, вне всякой зависимости…
Если бы женщины смотрели на зарплату и на порядочность мужиков, давно бы уже ни одного живого человека на земном шаре не осталось.